Поговорим о запретном…
«Билетные», «бланковые» и тайные
С проституцией на Руси боролись еще с незапамятных времен. Однако первый официальный документ, вменяющий городским объездчикам в обязанность контролировать и очищать улицы Москвы от жриц любви, был подписан царем Алексеем Михайловичем только в 1649 году.
Борьба с представительницами древнейшей профессии была долгой и неэффективной. В конце концов их высокий профессионализм всё-таки одолел государственные преграды, и в 1843 году продажную любовь узаконили.
Началась «золотая эра» отечественной проституции. В стране появилось несколько категорий продажных женщин, основными из которых были «билетные» и «бланковые». Обе эти категории жриц любви паспортов не имели и «благодаря» профессии получить их уже никогда не могли. После регистрации в полиции билетным выдавали документ, так называемый «желтый билет», подтверждающий личность и право занятия желаемой профессией. «Билетные» барышни жили в публичных домах под надзором хозяек и местной полиции. На них распространялись различные социальные ограничения. К примеру, женщина, имеющая желтый билет, не имела права посещать театр, городское собрание и другие общественные заведения, а еще высовываться из окон и стоять в «рабочей» одежде на балконе. «Желто-билетные» барышни были обязаны не менее двух раз в неделю за свой счет проходить медицинские осмотры. Их результаты фиксировали непосредственно в билете. За отсутствие последнего полиция наказывала штрафом.
Публичные дома делились на три категории. Высшая из них, но не самая дорогая, стоила 3–5 рублей в час, ночь обходилась до 25. Деньги по тем временам совсем немалые! Хотя существовала также каста особо элитных жриц любви, услуги которых оплачивались суммами с двумя нолями. Третьеразрядные были самыми доступными: 30–50 копеек в час, рубль–два – за ночь.
Несколько легальных заведений старого Херсона были средней, второй, категории. В начале ХХ века одно из подобных заведений располагалось в Херсоне на Потёмкинской улице (ныне улица Карла Маркса). Благочестивые обыватели, жители близлежащих домов, были совсем не рады подобному соседству и бомбардировали городскую управу жалобами: «Потемкинская улица носит название основателя и покорителя Новороссийского края, светлейшего князя Потёмкина-Таврического. Между тем именно на этой улице беспрепятственно функционирует грязнейшее учреждение – публичный дом».
Для начала местный врачебно- полицейский комитет постановил воспретить музыку во всех без исключения домах терпимости города. Затем и сам бордель с Потёмкинской решили переместить вглубь Северного форштадта – на улицу 1-ю Форштадскую (ныне улица Свердлова), где уже действовал один из таковых.
Тут уже взбунтовались домовладельцы окрестностей Клушинского моста (ныне – улица Тракторная), где намеревались открыть новый вертеп безнравственности: «…мы, имеющие семьи, вынуждены будем выбраться из своих домов во избежание пагубного влияния на наших детей вертепов безнравственности. Вследствие такого позорного соседства наши дома потеряют свою ценность и доходность, а это грозит многим из нас разорением», – писали местные жители в жалобе.
В конце концов в 1913 году городская администрация решила открыть дом терпимости на границе Забалки по Колодезной улице в доме Фарфель. И опять не обошлось без инцидента с местными обывателями. Жители Колодезной, Румянцевской (ныне – Михайловича) и Кузнечной (ныне – Подпольная) улиц обратились в управу с требованием перенести публичный дом куда-нибудь еще дальше, на окраину. Но поскольку дальше было уже некуда, вертеп «временно» оставили на Колодезной.
В отличие от «желто-билетных» обитательниц публичных домов «бланковые» проститутки считались несколько «элитнее». Они были более свободны, жили в съемных квартирах и работали под покровительством сутенеров. Документом, удостоверяющим личность и разрешающим барышням искать «работу» на городских улицах, был бланк. Он же позволял проходить медосмотр только один раз в неделю.
Поиски «работы» публичными женщинами этого разряда доставляли серьезные неудобства благочестивым херсонцам. Особенно когда «бланковые» избрали местом своей деятельности Гимназический (ныне – сквер имени Ленинской «Искры») и Потёмкинский бульвары, а также аллеи Александровского парка (ныне – парк имени Ленина).
Вскоре, подчиняясь справедливым требованиям публики, херсонский полицмейстер отдал приказ о недопущении появления среди гуляющей публики проституток, нарушающих своим неприличным поведением тишину и порядок.
Однако был еще один вид подобного заработка – проституция тайная. Дамы этой категории разрешительных документов для занятия подобной деятельностью не имели, а посему и медосмотры всячески игнорировали. Подвизались они обычно при местных гостиницах, кабаках и чайных. Это была весьма серьезная группа риска и постоянная головная боль врачебно-полицейских комиссий.
Тем не менее Министерство внутренних дел циркулярно рекомендовало местным врачебно-полицейским комитетам относиться к этой группе с исключительным терпением: «Излишне строгие меры приводят лишь к усилению тайной проституции и при недостаточной осторожности могут незаслуженно оскорбить честь женщины и причинить ей непоправимый вред. Ввиду этого отнюдь не должны допускаться уличные облавы на проституток. Для всех чинов врачебно-полицейского надзора гуманное отношение к проституткам обязательно, так как среди последних много несчастных, случайно павших».
Революционной заповедью – по сексу
Все давно знают, что в советское время «секса у нас не было». Ну и что, что еще в самом начале становления нового послереволюционного общества по стране ползли слухи о всеобщей национализации женского пола! Как впоследствии выяснилось, слухи о подписанном Лениным большевистском декрете были только умыслом антисоветской пропаганды и истине не соответствовали.
Впрочем, как минимум один подобный документ всё же существовал. Правда, Ленин и большевики к нему отношения не имели совершенно никакого. В одну из мартовских ночей 1918 года по стенам домов в Саратове от имени местных анархистов был расклеен «Декрет о социализации женщин». Декрет этот всколыхнул население города и анархистский клуб был разгромлен. Тут же по горячим следам попытались установить автора документа. Им оказался содержатель местной чайной – известный «шутник» Михаил Уваров, к анархистам не имевший ни малейшего отношения. Разгневанные анархисты в отместку разгромили его чайную, а самого «шутника» убили.
Но документ уже жил своей, не зависящей ни от кого жизнью, а у Уварова появились последователи, отнесшиеся к женской социализации вполне серьезно. И хотя новое государство объявило непримиримую войну с пережитками прошлого и для начала закрыло все известные публичные дома, проблема осталась.
В новом обществе разгорелись яростные дискуссии по половым вопросам. Вместе с тем появились и поборники так называемой «свободной любви». Их яркими представительницами были Инесса Арманд и Александра Коллонтай – активные деятельницы коммунистического движения. Любовь была объявлена буржуазным предрассудком, а страну захлестнуло невиданное доселе неуёмное распутство. Этот период был отмечен ростом количества внебрачных детей и взлетом числа венерических заболеваний.
По неразглашаемым в свое время исследованиям, проведенным в 1922 году, только среди студентов Московского коммунистического университета имени Якова Михайловича Свердлова более половины оказались больны сифилисом и гонореей! Неслучайно в 1924 году университет выпустил брошюру «Революция и молодежь», одним из подпунктов которой были пресловутые «12 половых заповедей революционного пролетариата». Сам документ достаточно любопытен. Однако ввиду ограниченных возможностей газетной площади процитируем лишь последнюю, 12-ю заповедь: «КЛАСС в интересах революционной целесообразности имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов; половое должно во всем подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая».
Эти революционные заповеди стали широко популярны в стране. Ими руководствовались и во время многочисленных чисток рядов партии. Часто наряду с тяжелыми «преступлениями», как то «не желал уйти с Красной армией» или «выходец из мелкобуржуазной среды, не поддающийся воспитанию», в списке исключенных из рядов партии указывалось… «морально-половое разложение», как это констатировал список Херсонской укомчистки.
Официальная политика нового государства была направлена на полное «искоренение низменных инстинктов масс». Очередной удар по институту семьи нанесла государственная пропаганда жизни в бытовых коммунах. Причем здесь и речь не шла о социализации женщин. Смысл общежития сводился лишь к тому, что муж и жена жили в отдельных комнатах с представителями своего пола. По проекту на каждые 6 супружеских пар имелась одна комната, куда пара могла удалиться в согласованное с коллективом время. Причем индивидуум, халатно относившийся к своим профессиональным или же партийно-комсомольским обязанностям, по решению коллектива мог лишиться своей очередности. Впервые подобный проект семейной коммуны был внедрен при строительстве Сталинградского тракторного завода в конце 20-х годов прошлого века.
И всё же подобные эксперименты были прерогативой лишь крупных промышленных городов. Наш маленький провинциальный Херсон в большинстве своем подобных новшеств счастливо избежал. Хотя попытки устройства семейно-бытовых коммун всё-таки предпринимались. Были также в городе и приверженцы «свободной любви» – в основном гимназисты старших классов, представители нового, передового класса молодёжи и местные люмпены. Однако поддержки новое движение в Херсоне не получило.
Мало того, городские власти попытались держать в рамках приличия даже выходящее порой из-под контроля современное революционное искусство: «За последнее время в некоторых театрах наблюдается постановка неблагопристойных пьес, потакающих низменным чувствам толпы. Посему предлагается администрации всех театров и кинематографов представлять секции искусств за день до постановки пьес программы их, а также все объявления для просмотра их и утверждения. Херсонская газета «Известия» 1920 год». Иными словами, вводилась определенная моральная цензура.
С начала 1930-х годов по инициативе женотдела ЦК ВКП(б) в жизнь населения страны внедряется новый взгляд на половой вопрос: «Излишнее внимание к противоположному полу ослабляет боеспособность пролетарских масс». С этого времени в стране началась новая эпоха, позволившая в скором времени отвечать всем любопытствующим: «У нас в стране секса нет!»
Теги: проституция