Как Пушкин «истреблял» саранчу на Херсонщине

Written by adminkordi. Posted in Скороход Александр

В августе 1823 года в Одессу прибыл молодой коллежский секретарь, более известный в столичных кругах как опальный поэт, Александр Пушкин. Здесь ему предстояло служить (читай: продолжать ссылку) в коллегии иностранных дел канцелярии губернатора Новороссийского края графа Михаила Воронцова.

Положение графа Воронцова в то время было шатким: в Петербурге его считали либералом и потворником свободомыслия. За ним уже приглядывали и доносили в столицу, что он привечает Пушкина, Александра Раевского и других, им подобных. Надо было как-то оправдаться, то есть избавиться от Пушкина.

Хотя Воронцов в близком ему кругу говорил, что при первых же дурных слухах он отправит Пушкина из Одессы, самовольно исполнить такое он не мог — судьбой поэта распоряжался сам император. А тут графу случай помог: он узнал о любовной связи поэта с его женой.

26 марта 1824 года в письме канцлеру России Карлу Нессельроде Воронцов пишет: «…Удаление его (Пушкина) отсюда будет лучшая услуга для него. Я прошу Ваше Сиятельство довести об этом деле до сведения государя и испросить его решения по оному».

Не получив ответа, спустя месяц (2 мая 1824 г.) он вновь пишет канцлеру. На этот раз почти в приказной форме: «…Кстати, повторяю мою просьбу: избавьте меня от Пушкина, это, может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне не хотелось иметь его в Одессе». Не дождавшись ответа из Петербурга, Воронцов сам принимает решение. Из-под его пера выходит предписание № 7976 от 22 мая 1824 года: «Состоящему в штате моей коллегии иностранных дел г. (господину) коллежскому секретарю Пушкину. Поручаю Вам отправиться в уезды Херсонский, Елисаветградский и Александрийский и, по прибытии в города Херсон, Елисаветград (ныне -Кировоград — авт.) и Александрию, явиться в тамошние уездные присутствия и потребовать от них сведений: в каких местах саранча возродилась, в каком количестве, какие учинены распоряжения к истреблению оной и какие средства к тому «употребляются. После сего имеете осмотреть важнейшие места, где саранча наиболее возродилась, и обозреть, с каким успехом действуют к истреблению оной средства и достаточны ли распоряжения, учиненные для этого уездными присутствиями. О всём, что по сему Вами найдено будет, рекомендую донести мне».

Как воспринял эту командировку поэт? Пушкин пишет рапорт правителю канцелярии Александру Казначееву: «Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг (отсутствие опыта делопроизводства такого специфического мероприятия — авт.), не знаю, вправе ли отозваться на предложение Его Сиятельства… Знаю, что довольно этого письма, чтобы меня, как говорится, уничтожить. Если граф прикажет подать в отставку, я готов: но чувствую, что, переменив мою зависимость, я много потеряю, а ничего выиграть не надеюсь».

Но смирившись с приказом и по совету Александра Раевского, Пушкин в компании чиновников канцелярии и присутственных мест выехал в Херсон. В архивах сохранилась расписка поэта о получении командировочных (прогонных) денег: «Одесса, Мая 23, 1824 года. По случаю отправления меня для собрания сведений о саранче в Уездах: Херсонском, Александрийском и Елисавет-градском, на уплату прогонов за две почтовые лошади четыреста рублей ассигнациями от Казначея Титулярного Советника Архангельского получил. Коллежский Секретарь Александр Пушкин».

Приезд поэта в Херсон остался почти незамеченным: лишь совсем немногие жители читали его произведения. А для государственных мужей Пушкин был рядовым чиновником, только рангом повыше их. Общение с ним не выходило за рамки оказания ему помощи согласно предписанию Воронцова. 28 мая вернувшийся из командировки Пушкин сдал в канцелярию отчёт в таком виде:

САРАНЧА

«23 мая — Летела, летела,

24 мая — И села;

25 мая — Сидела, сидела,

26 мая — Все съела,

27 мая — И вновь улетела.

Коллежский секретарь Александр Пушкин.

Первым его прочитал правитель канцелярии полковник Александр Казначеев. Только расстегнутый воротник мундира спас офицера-канцеляриста от удушья, вызванного прочитанным. Дрожащими от гнева и возмущения (стих, рапорт в стихах!) руками он передал «документ» Воронцову. На следующий день губернатор учинил Пушкину унизительный урок о дисциплине и попрании поэтом законов о госслужбе. Спокойно выслушав тираду начальника, Александр задал ему вопрос, на который не получил ответа: «Принесите мне закон, который запрещает подавать рапорт в стихах. Кажется, такого нет. Даже князь Суворов Италийский, граф Рымникский, отправил не наместнику, а самой императрице (Екатерине!!) рапорт в стихах».

Позднее Казначеев изучал документы-отчеты других участников экспедиции: таблицы, расчеты, планы. Осилив страниц 30 одного из рапортов, он попытался сделать вывод. А он был таков, как у Пушкина: сидела, сидела, все съела и вновь улетела. Тряхнув головой, полковник принялся анализировать следующий отчёт и опять: все съела и вновь улетела. Ему стало смешно, и гнев на Пушкина утих. Он понял, что поэт, не имея познаний и опыта в борьбе с этими насекомыми, сделал вывод, что средства уничтожения и предотвращения налета саранчи первобытны. Пушкина он более не тревожил.

Казалось, скандал со стихотворным отчётом Пушкина был забыт. Как вдруг разразился новый. После поездки в Херсон (а может быть, и во время её) поэт, обозленный за попранное достоинство, написал эпиграмму:

«Полу-милорд, полу-купец,

Полу-мудрец, полу-невежда,

Полу-подлец, но есть надежда.

Что будет полным наконец».

Одесса гудела. Все поняли, а чей огород поэтом был брошен камень. Дело в том, что Воронцов имел звание полу-генерала (было такое в то время звание) и с нетерпением ждал присвоения полного. Друзья Пушкина, прочитав эпиграмму, встревожились за судьбу поэта. Петр Вяземский срочно пишет Александру: «(Секретное) Сделай милость, будь осторожен на язык и перо. Не играй своим будущим…»

Но было уже поздно. Эпиграмма стала каплей, переполнившей чашу ненависти Воронцова к Пушкину. Поэт пробыл в херсонской командировке не месяц, как полагалось предписанием графа, а лишь одну неделю. Александр поступил так, как и рассчитывал Воронцов: совершил проступок и непослушание. В Петербурге это сочли за дерзость, неблагодарность и дурное поведение. А подав прошение об отставке, Пушкин лишь усугубил своё положение.

Месть Воронцова была иезуитской. Зная болезненную чувствительность поэта и его гордое самолюбие, полу-генерал принудил Пушкина собственноручно написать и подписать обязательство о незамедлительном выезде его из Одессы во Псков, с указанием даты.

Спустя несколько часов в своём кабинете Воронцов прочел донесение одесского градоначальника: «Сегодня (29 июля 1824 г.) Пушкин отбыл отсюда (из Одессы) в город Псков поданному от меня маршруту через Николаев, Елисаветград, Кременчуг, Чернигов и Витебск. На прогоны к месту назначения, по числу верст 1621 (1735 км) на три лошади выдано ему денег 389 руб. 4коп.».