Последний «камень» Максима Рыльского
Исполнилось 110 лет со дня рождения Максима Рыльского -выдающегося поэта, академика, общественного деятеля. С Херсонщиной Рыльский познакомился еще в довоенные годы. Да все как-то проездам. А вот основательно — после того, как дорогу в Дом. отдыха охотников и рыболовов «Крынки» ему проложил собрат по жизни и перу Остап Вишня
«КОЛИСЬ У ТАВРІІ МІЙ БАТЬКО МАНДРУВАВ…»
Это строка из стихов поэта. Еще до рождения Максима его отец, будучи студентом, во время университетских каникул со своими сокурсниками — где пешком, где на подводах — прошли и проехали часть Украины, в том числе и Таврию. Они хотели познать жизнь простых людей, их обычаи, обряды, записать песни. В семь лет будущий поэт стал сиротой — не стало отца. Жгучим напоминанием Максиму о нем осталась тронутая временем и трудными дорогами тетрадь отца с собранными от «простого люда» купальскими, веснянковыми, семейно-бытовыми песнями. Не они ли зародили и развили в сердце юноши тягу к поэтическому’ слову, жажду творчества?..
Когда на Запорожских порогах взгромоздилась ГЭС, Рыльский отправился в путешествие по Днепру, по маршруту Киев — Одесса. В Каховке сошел с парохода и попутной подводой добрался в Асканию-Нова. Заповедник, флора и фауна произвели на поэта неизгладимые впечатления. Тем более, здесь, в степях Таврии, бывал его отец. Места эти стати для него еще более близкими, привлекательными. Это и нашло отражение в ряде его стихотворений, поэм.
В 1956 году, как утверждает бывший директор Дома отдыха «Крынки» Николай Гаврилович Помазнюк, Рыльский, проездом в Крым, заглянул в Крынки, где в это время отдыхал Остап Вишня со своей супругой Варварой Алексеевной. Они провели вместе 2 или 3 дня. Уезжая, Максим Тадеевич пообещал Павлу Михайловичу (настоящее имя Остапа Вишни): «Наступного року — все кину — ми з тобою. Павлушо, неодмінно побуваємо в Кринках разом. Гайнем по всіх твоїх річечках, озерах і лиманах, пополюємо, порибалимо від душі!»
Не думати, не гадали тогда два верных друга, что одному из них —
Остапу Вишне — будет отпущено всего лишь какой-то месяц жизни.
Смерть писателя-юмориста отодвинула посещение Крынок Рыльским на неопределенное время. Однако, вспоминая незабываемую встречу на херсонской земле, подогреваемый пополнившими «Мисливські усмішки» новыми рассказами о Крынках и крынчанах, которые вышли уже посмертно, Рыльский (за два года до своей смерти) как-то неожиданно для близких принимает решение: «Все. їду. Перевірю смаки незабутнього Павла Михайловича. Та й відчуття ніби якоїсь провини перед ним непокоїть… Адже він радив поїхати туди, вихваляв річки й лимани…»
Личным автомобилем с водителем Николаем Петровичем Глебовым Рыльский прибыл в Крынки. Дом отдыха уже носил имя выдающегося писателя-юмориста. Да и сам он с невысокого скромного постамента заглядывал прямо в окно одной из комнат финского домика, где поселился поэт. В Крынках Рыльский отдыхал, сочинял стихи, ездил на рыбалку, охоту и, как Остап Вишня, охотно общался с тружениками окрестных сел.
ВСТРЕЧА С СЕЛЬЧАНАМИ
Вспоминается жаркий июльский день 1962 года. Зал летнего театра на 600 мест в Казачьих Лагерях был переполнен. Я приглашаю (работал тогда заведующим сельским клубом) Максима Тадеевича Рыльского на сцену. Бурной овацией встречают его сельчане. Учитель украинского языка и литературы Иван Иванович Татарченко-рассказал присутствующим о жизненном и творческом пути поэта, академика, депутата Верховного Совета СССР.
Максим Тадеевич терпеливо дослушал затянувшуюся речь добросовестно подготовившегося учителя, поднялся, неторопливо подошел к трибуне, окинул взглядом многолюдный зал и сказал:
— Ну що ж, шановні, про мене ви вже все почули. На цьому можна й по домівках….
Зал притих, затаился, потом, увидев добрую, откровенно хитроватую улыбку, которая все шире и шире расплывалась на его лице, вдруг взорвался дружным хохотом и аплодисментами.
Разумеется, встреча на этом не закончилась. Не менее добросовестно, чем местный учитель, Рыльский поведал людям о поэзии, о ее месте в жизни человека, общества, о путях развития украинской литературы, о своих товарищах по перу. Читал свои стихи, сонеты разных лет, отвечал на многочисленные вопросы. Незаметно промелькнуло более двух часов. После встречи в новом уютном совхозном кафе (было же время!) почти до полуночи продолжалась неторопливая беседа активистов и интеллигенции села с известным поэтом, общественным деятелем.
РЫЛЬСКИЙ ДАЁТ СЛОВО
В следующий раз Рыльский заглянул в Казачьи Лагери уже поздней осенью. Поговорили о совхозных делах, выслушали его рассказ о последней сессии Верховного Совета СССР, в которой он участвовал. Мы вышли из совхозной конторы и незаметно подошли к Дому культуры, стоявшему напротив. Он был заложен 8 лет назад. Строился с длительными перерывами, а последние два года стройка вообще заглохла: сказалось отсутствие денежных средств, веяние новых приоритетов в хрущовской внутренней политике.
В сопровождении директора винсовхоза А. 3. Головченко, секретаря парткома С. М. Хоменко, председателя рабочего комитета С. Т. Белки и автора этих строк Рыльский оглядывал заброшенную стройку. Он с интересом осматривал зрительный зал, фойе, комнаты для библиотеки, кружковой работы. День был ветреный, слякотный. В помещении (не везде еще были устроены потолки) разгуливал назойливый сквознячок. Вскоре мы почувствовали это на своих спинах. Директор Дома отдыха Николай Гаврилович Помазнюк, видно, волнуясь за здоровье Рыльского, все поторапливал, подгонял нас заканчивать осмотр и выходить на улицу, где было потеплей, да и стояли две легковые машины. Рыльский, уже успевший плотнее укутаться шарфом и поднять воротник плаща, разгадав «манёвр» Помазнюка. заметил:
— Миколо Гавриловичу-, ну чого ти все квапиш? Мене ж сюди, мабуть, не випадково запросили, треба роздивитися як слід.
Его взгляд застыл на лице директора винсовхоза.
— Максим Тадеевич. — оживился тот — Сами видите: это наша гордость (строили всякими правдами и неправдами) и в то же время беда Два года стоит без движения. Ветер, снег, дожди уже делают свое. Все начинает рушиться. Наши «гонцы-просители». — Головченко при этом кивает на меня и Степана Белку, — побывали и в совхозвинтресте. и в облисполкоме, и в Киеве… Везде ответ один: «Средств нет! И не ждите!»
Рыльский в который раз окинул взглядом вместительный зрительный зал. где уже почернели затекшие потолок и стены, отваливались детали великолепной лепки, карнизов, поневоле тяжело вздохнул от у веденного.
— Так. допомога вам потрібна, і негайно! Ось тільки одна заковика: я не ваш депутат, це не мій виборчий округ, навіть область — Херсонська — не моя. Ваш Депутат Гончар. Олесь Теретійович. Обіцяю: як тільки повернусь до Київа, повідаю Олесю про вашу біду. Вважаю, що проб’ємось і в Головплодвннпром, і в Раду Містрів. Будемо добиватись.
Через полторы недели Рыльский уехал в Киев. Мы жили надеждой, что что-то должно решиться, сдвинуться с мертвой точки.
ВЫЗОВ В ОБКОМ
Как-то ко мне в клуб торопливо заходят Хоменко и Белка. Не без растерянности заявляют: «Тебя вызывают в обком партии! Быть завтра в девять утра!»
Так я оказался в кабинете второго секретаря обкома партии Владимира Николаевича Халапсина. Он крепко пожал руку, пригласил сесть к приставленному столику. На его столе я заметил развернутую «Правду», а рядом — «Наддніпрянську правду ». В последней красными чернилами было округлено заглавие статьи «Бути чи не бути Будинку культури?..» — это была моя статья.
— Читали? — Халапсин приподнимает «Правду».
— Читал, — отвечаю, увидев знакомые страницы с речью Никиты Сергеевича Хрущева.
— Внимательно читали?
— Очень внимательно, — говорю твердо.
— Здесь все четко, ясно написано. Сегодня на первом плане -строительство жилья, производственно-хозяйственных объектов. А вам в Казачьих Лагерях подавай Дом культуры!.. — Халапсин отвел лицо в сторону, помолчал, потом, глядя мне в глаза, продолжил:
— И вообще, что вы там затеяли? Колонны в два этажа по фасаду, лепные потолки, стены, всякие там карнизы, завитушки…
Пришлось объяснить, что строим согласно утверждённому проекту. что лепка ничуть не удорожала стоимость отделочных работ. Прораб Борис Андреевич Ильин, умельцы совхоза всю душу вкладывают. чтобы получился настоящий очаг культуры.
Халапсин задумался. Заметно оттаял, спрашивает хитровато:
— А как это вам удалось подключить Верховный Совет СССР?
— Совет не Совет, — отвечаю, — а всего лишь один депутат случайно побывал на нашем долгострое.
— Один? — Халапсин удивленно поднял глаза. — А шороху навели двое. Да еще какие именитые депутаты!
Мне хотелось уточнить, спросить что-то. но Халапсин приподнялся, давая понять, что аудиенция подошла к концу. Уже стоя, пожимая руку, ободряюще улыбаясь, он сказал.
— Вы не расстраивайтесь, не падайте духом. Вопрос на данном этапе действительно сложный. Мы здесь. — он сделал круг головой. дескать, в обкоме. — хорошо понимаем, что жадный платит дважды. Чем дольше затянется ваша стройка, тем дороже государству обойдется. Думаю, вашему Дому культуры быть!
Выйдя из здания обкома на площадь Свободы, я все думал над словами Халапсина: «Шороху навели двое». Значит, Рыльский сдержат свое слово: подключил-таки Гончара!
ДОБРАЯ ПАМЯТЬ
Вскоре мы получили «добро» на окончание строительства, полу чили и денежные средства целевым назначением. В Доме культуры закипела работа.
Через некоторое время меня перевели работать в Херсон. 28 декабря 1963 года я получил приглашение на открытие Дома культуры. Спасибо, не забыли казачьелагерцы.
…Прошло много лет. Бывая в Казачьих Лагерях, я всегда, проезжая центральной улицей Мичурина, останавливаюсь на несколько минут у Дома культуры. Долго мы его строили. Много всяких перипетий с этим связано. А вот последний «камень», думается, в эту стройку все-таки был положен Максимом Тадеевичем Рыльским — великим поэтом, добрым, мудрым человеком.
Апрель 2005 года